Соломон шерешевский биография. «Маленькая книжка о большой памяти» Александра Лурия рассказывает о том, на что способен человек

Человек, который слишком быстро выходит из игры Одной из наиболее частых причин неудачи является склонность выходить из игры, столкнувшись с временными поражениями, и сразу же сдаваться. Такое может случиться с каждым.Дядя Р. Ю. Дарби, заразившись «золотой лихорадкой»,

Помните ли вы, что ели на обед или ужин три дня назад? Наверняка многие не смогут ответить уверенно… Между тем, на земле живут люди, способные вспомнить самые мельчайшие детали из своей жизни начиная с раннего детства, день за днем… Их немного - всего несколько десятков. Специалисты связывают это явление с так называемым синдромом гипертимезии.

Знакомьтесь: гипертиметики!

"Страдающие" этим синдромом способны воспроизводить все подробности, касающиеся их личной биографии. Сам термин "гипертимезия" появился в 2006 году. Ученые однозначно определили его как патологию, нарушение мышления… Также они выяснили, что люди с гипертиместическим синдромом возникают неконтролируемые бессознательные ассоциации между различными объектами, датами и проч., что и способствует "вспоминанию".

Ранее считалось, что на планете живет не более 20 человек, обладающих "суперпамятью". Специалисты Калифорнийского центра нейробиологии привлекли к исследованию более двух тысяч добровольцев, считавших, что у них прекрасная память. Их попросили ответить на 60 вопросов, ответы на которые могли дать только "гипертиметики".

Например, 62-летняя американская актриса и продюсер Мэрилу Хеннер помнит себя с полуторагодовалого возраста. Она вспоминает, что в этот день играла со своим братом. Далее она может подробно поведать обо всех днях своей жизни - что она делала каждый день, о чем говорила, с кем общалась, какие смотрела телепередачи… Хеннер помнит также всех людей, которых когда-либо встречала.

Еще один подобный "феномен" - американка Джилл Прайс, которую в 2006 году обследовали ученые Калифорнийского университета в Ирвайне. Правда, помнит она себя не с раннего детства, а с 14 лет. Достаточно назвать произвольную дату, как женщина тут же расскажет, чем она тогда занималась, какая в тот день была погода и какие события случились в мире… Джилл написала о самой себе книгу "Женщина, неспособная забыть".

"Женщина-календарь"

Одна дама, имя которой держится в секрете, способна вспомнить любую дату своей жизни, начиная с 1974 года, назвать точный день недели и в подробностях описать, какие события с ней тогда происходили. Друзья дали ей прозвище "Женщина-календарь".

В отличие от других известных людей с выдающейся памятью, женщина , которой в научных исследованиях присвоен шифр AJ, не использует для запоминания никаких специальных приемов.

Правда, она не слишком хорошо усваивает информацию, не значимую для нее самой, и во время учебы всегда испытывала трудности со систематизацией полученных знаний. Воспоминания в ее мозгу выглядят как поток сознания, непрерывная "кинохроника".

Феномен Шерешевского

Также существует синдром гипермнезии, когда человек способен досконально запоминать информацию, касающуюся не только его самого, но и вообще любую.

Так, в 20-х годах прошлого столетия в лабораторию российского психолога Александра Лурии явился человек по фамилии Шерешевский и попросил проверить его память. Оказалось, что Шерешевский без труда запоминает ряды или таблицы из 50, 100 и более чисел, легко удерживает в памяти длинные ряды слов, в том числе на чужих языках, и даже бессмысленных слогов. Кроме того, он на лету схватывал музыкальные мелодии. Но это еще не все. Память испытуемого фактически не имела границ! Он помнил то, что услышал много лет назад!

Исследования продолжались несколько десятилетий. Между тем Шерешевский оставил журналистику и стал выступать на сцене, демонстрируя свои феноменальные способности.

Со временем выяснилось, что Шерешевский учился в школе, где преподавалась мнемотехника… Он и не скрывал, что запоминает материал, выстраивая образные ассоциации. Однако забывать не нужную ему информацию этот человек был не в состоянии, что, по некоторым данным, и могло стать причиной его смерти в возрасте до 40 лет.

Впрочем, сведений о жизни Шерешевского вообще крайне мало - возможно, его пытались как-то "законспирировать". Лурия обозначал его первой буквой фамилии - Ш. Полное имя-отчество фактически нигде не упоминается. Исследователей, по-видимому, интересовали больше уникальные особенности Шерешевского, чем его личность, и в историю он вошел прежде всего как артист оригинального жанра и объект для изучения.

К 2014 году удалось выявить около 50 индивидов с такими способностями. На сегодняшний день эксперты не могут точно определить причину "аномальной памяти", однако уже предположили, что дело тут в увеличении размеров височных долей и хвостатого ядра в мозге. Впрочем, это пока только гипотеза.

Несмотря на имеющиеся доказательства того, что нам доступны не все воспоминания и их отфильтровывает какой-то механизм защиты, психологии известен один человек, способный вспомнить все.

Случай этого несчастного человека по имени Соломон Шерешевский изучал российский психолог Александр Лурия на протяжении 30 лет.

Способности Шерешевского были настолько уникальны, что он много лет зарабатывал на жизнь, выступая в театре. Ежедневно он покорял аудиторию феноменальной памятью.

К сожалению, все исполненные номера оставались в его памяти. Любой разговор его утомлял, потому что каждое услышанное или сказанное им слово вызывало десятки образов, идей и воспоминаний. Его жизнь была кошмаром.

В отчаянии он даже пробовал записывать впечатления на бумаге и затем ее сжигать. Но это не помогало. С последней надеждой избавиться от своего дара он обратился к Лурия.

Вспомнить, нельзя забыть…

Чтобы проверить способности Шерешевского, психолог дал ему список из 30 слов, запомнить которые он должен был с первого раза. Оказалось, что он мог сделать то же самое и с числами, и с набором бессмысленных слов.

Лурия заинтересовало, что его способность не была похожа на процесс запоминания информации. Это выглядело так, как будто информация сама откладывалась в его памяти, как только была услышана. К своему удивлению, Лурия обнаружил, что Шерешевский мог запомнить и никогда больше не забыть любое количество имен или предметов без каких-либо ограничений.

Через много лет он мог вспомнить дату, когда ему приходилось запомнить какую-то информацию и повторить эту информацию без единой ошибки. Однажды он вспомнил список слов и обстоятельства, с ним связанные, спустя 15 лет. Во время очередного эксперимента он закрыл глаза и сказал:

«Да, да... этот список вы дали мне однажды, когда мы были в вашей квартире. Вы сидели за столом, я в кресле-качалке... вы были в сером костюме и смотрели на меня, как сейчас... теперь, я вижу, как вы сказали...»

Затем он воспроизвел точный список слов. Еще более примечательно то, что Шерешевскому, как известному мнемонисту, предлагали тысячи наборов информации, и он запоминал их, заменяя слова или числа образами. Это стандартный метод тренировки памяти, который используют большинство мнемонистов, но похоже, что Шерешевский пришел к этому методу неосознанно — просто так работал его разум.

«Синестезия» — взаимосвязанность чувств

Например, у некоторых музыкантов каждая нота ассоциируется с определенным цветом. Для Шерешевского все слова, имена, звуки имели свои цвета, текстуры или вызывали определенные чувства. Лурия проследил за синестезическими реакциями своего пациента вплоть до самого раннего возраста. Вот что вспоминал Шерешевский:

«Когда мне было около двух-трех лет, меня учили словам молитвы на иврите. Я не понимал их смысла, и незнакомые слова поселились в моей голове в виде клубов пара и брызг... Даже сейчас я вижу эти клубы пара и брызги, когда я слышу определенные звуки».

По словам Лурия, это не такая редкость, как можно подумать. Особенно интересным примером он считал композитора Александра Скрябина, который применял собственные синестезические способности в своих концертах.

Так, в 1911 году он написал симфонию под названием «Прометей» («Поэма огня»). Симфония была написана для обычного оркестра, фортепиано, органа и хора.

Кроме того, эта партитура также включала оркестровки для цветового органа, сопровождающего музыкальное развитие сменой цветовых волн.

Свет подавался в виде облаков, лучей и других форм, которые заполняли концертный зал. Кульминацией был настолько яркий белый свет, что больно было смотреть.

Простая речь принимала для него такую форму: гласные возникали как простые фигуры, согласные — как брызги, например, «А» была «белая и длинная». Это было как если бы голографическая обработка внешней «реальности» внутри Шерешевского в некотором роде перепуталась.

С цифрами была похожая ситуация. Шерешевский воспринимал цифру 2 беловато-серой, а 8 — молочно-голубой, как известь. Поэтому для него не было никакого различия между зрительными, слуховыми и вкусовыми восприятиями. Как считал Лурия, эта особенность занимала центральное место в его памяти.

Подробности прошлого

Кажется, что Шерешевский мог вспомнить события прошлого во всех подробностях. Его детские воспоминания были богаты деталями. Он помнил себя в годовалом возрасте:

«Я был очень маленький, возможно, мне было меньше года. Наиболее ярко всплывает в памяти мебель в комнате, не вся, я этого не помню, а только в углу комнаты, где стояла мамина кровать и колыбель. Колыбель — маленькая кроватка с перегородками по обе стороны и витым плетением понизу, и она качается.

Я помню, что обои в комнате были коричневые, а кровать белая. Я вижу, как мать берет меня на руки, а затем снова кладет обратно. Я чувствую движение, ощущение тепла, а потом неприятное ощущение холода».

Особенно интересно, что он помнил ощущения тепла и холода и чувство движения. Это напоминает образы, которые вызывал Пенфилд у больных эпилепсией . Похоже, что именно этот тип воспоминаний, который можно стимулировать с помощью электрического раздражителя, приложенного к височной доле мозга, мог вызвать Шерешевский по собственному желанию. Шерешевский, кажется, имел даже более ранние воспоминания:

«Именно это чувство возникало при контакте с матерью: до того как я начал узнавать ее, это было простое чувство — "хорошо". Нет формы, нет лица, только что-то наклонилось надо мной, от чего идет хорошее...

Приятное... Видеть мать было для меня как смотреть на что-то через объектив камеры. Сначала нельзя ничего разглядеть, просто круглое мутное пятнышко... Затем появляется лицо, и его черты становятся более четкими».

То, каким образом Шерешевский описывает самые ранние впечатления о матери, очень интересно и может быть косвенным доказательством правдивости его воспоминаний. В 1930-х годах структура глаз ребенка уже была известна, и считалось, что они видят как взрослые.

Механизмы зрения и внимания на этом этапе уже полностью развиты, так что этот вывод казался разумным. Тем не менее исследования, проведенные за последние 30 лет, показали, что, хотя двухмесячные младенцы в состоянии фокусировать изображения на сетчатке, их зрение все еще нечеткое.

Оптика глаза в этот период уже развита, а области мозга, ответственные за зрение, еще нет. Если продолжить аналогию с камерой, причина того, что зрение ребенка является размытым, вовсе не в «объективе», а в «пленке».

Сетчатка (оболочка глаза), как дополнение к другим зрительным частям мозга, у младенцев развита не полностью. Разумно предположить, что Шерешевский описывал реальное воспоминание, а не выдуманные образы.

Шерешевский обладал особым талантом вспоминать события, но судя по фактам, у всех нас в памяти хранится такая информация: проблема лишь в доступе к ней.

Это можно сравнить и с доступом к огромной библиотеке при незнании порядка хранения книг — приходится брать их случайным образом. Лишь некоторые люди, такие как Шерешевский, знают порядок хранения и могут быстро найти нужные воспоминания.

Раздвоение личности — путь к неограниченным возможностям?

Наиболее важные воспоминания мнемониста Лурия раскрыл позже, когда обсуждал его личность. Оказывается, у Шерешевского были признаки раздвоения личности. О чем говорит этот поразительный комментарий:

«Мне нужно было идти в школу... Я видел себя здесь, в то время как "он" должен был уходить в школу. Я злюсь на "него" — почему "он" так долго собирается?»

А потом он вспоминает еще один случай из детства:

«Мне восемь лет. Мы переезжаем в новую квартиру. Я не хочу уходить. Мой брат берет меня за руку и ведет вниз. Я вижу там человека, который грызет морковь. Но я не хочу идти... Я остаюсь в доме — то есть я вижу, как "он" стоит у окна в моей старой комнате. Он никуда не уходит».

По словам Лурия, это раздвоение между «я», которое приказывает, и «он», который выполняет приказы, сопровождало Шерешевского на протяжении всей жизни.

Лурия употреблял выражение «раздвоение личности», но на самом деле считал, что это просто некая форма копировального механизма, что необычные умственные способности, возможно, возникли у Шерешевского потому, что в некотором роде у него был доступ к информации, которая была предназначена не для него. В записях за октябрь 1934 года Шерешевский говорит следующее:

«Представьте ситуацию. Я сижу в вашей квартире, поглощенный собственными мыслями. Вы, как гостеприимный хозяин, спрашиваете: "Как вам нравятся эти сигареты?" — "Если честно, так себе".

То есть я бы так никогда не ответил, а "он" может. Это нетактично, но я не ногу ему это объяснить. "Я" понимает это, а "он" нет. Как только я отвлекусь, "он" сразу говорит то, чего говорить не должен».

Получается, что обе личности Шерешевского общаются между собой вербально. Слова «я не могу ему это объяснить» являются тому подтверждением. В нем живут две отдельные личности.

«Нижнее» я, кажется, живет в нормальном мире, с ограниченной памятью и восприятиями. Второе, высшее «я» населяет сознание более высокого уровня, обладающее неограниченными воспоминаниями, но маленькое и маловажное.

Большинство из нас — жители только одного мира, где наша память ограничена. Но, похоже, некоторые люди могут получить доступ к этому высшему «я» (как в случае с шизофрениками) или «стать» им. В случае с Шерешевским высшее «я» было частью его обыденного сознания.

⚓ Позволь себе роскошь стать собой

Была ли у Шерешевского феноменальная память?

По материалам книги А.Н.Леонтьева «Развитие памяти», Москва, 1931 год

В своей книге «Развитие памяти» А.Н.Леонтьев пишет: «Исследование исключительных случаев памяти имеет в психологии то значение, что оно позволяет вскрывать некоторые ее механизмы, обычно не обнаруживающие себя с достаточной ясностью. Это одинаково справедливо и в отношении памяти, опирающейся на искусственные мнемотехнические приемы, которая как бы в подчеркнутой и вместе с тем упрощенной форме демонстрирует нам принципиальную структуру всего высшего запоминания и, пожалуй, еще более в отношении памяти натуральной. Именно такие исключительные случаи и дают нам возможность проникнуть в природу тех процессов, которые, составляя органическую основу высших форм памяти, вместе с тем разрушаются под влиянием их развития и которые таким образом оказываются в нормальных случаях недоступными непосредственному изучению.

А.Н.Леонтьев совместно с С.В.Выготским на протяжении 1,5 лет исследовал С.В.Шерешевского, принадлежавшего к числу лиц, обладающих наиболее выдающейся по своей силе памятью. Психологи начали изучение памяти Шерешевского еще до того, как он сделал демонстрацию феноменальной способности запоминать своей профессией.

В первом эксперименте Шерешевскому предложили для запоминания ряд, состоявший из 40 осмысленных слов. Каждое слово называлось вслух один раз, после чего испытуемый сам подавал знак к чтению следующего слова. Средний интервал между читаемыми словами составил приблизительно 4 секунды.

После запоминания 40 слов (на это Шерешевскому потребовалось 160 секунд), все слова были воспроизведены совершенно правильно и в порядке их запоминания. Воспроизведение 40 слов заняло 1 минуту 10 секунд. То есть, средняя скорость припоминания одного слова составила 1,75 секунды.

Для Шерешевского не составило никакого труда воспроизвести последовательность слов в обратном порядке. Он также мог легко назвать предшествующее и последующее слово, соседнее в ряду со словом, ему предъявляемым. Эта операция занимала у него не более 1-2 секунд.

После этого Шерешевскому было предложено запомнить ряды, состоящие из бессмысленных слогов, затем ряды, состоящие из отдельных цифр. Но, как и при запоминании осмысленных слов, психологи не смогли установить предел объема памяти Шерешевского. Напомню вам, что классические тесты по тестированию кратковременной памяти имеют ограничения в 20 единиц, так как основная масса людей запоминает в среднем 5 - 7 цифр из однократно предъявляемого ряда. Таким образом, Шерешевский, запомнив 40 слов, «зашкалил» классический тест на проверку кратковременной памяти.

Шерешевскому предъявлялись слова, являющиеся разными частями речи (прилагательные, наречия, глаголы). Он совершенно уверенно воспроизводил длиннейшие ряды, представляющиеся особенно бессмысленными из-за различия падежей, глагольных форм и т.п.

Кроме предъявления слухового, психологи пробовали предъявлять Шерешевскому материал для запоминания (цифры, буквы) также и в графической форме. И в этом случае точность воспроизведения была весьма высокой, причем сам процесс запоминания значительно ускорялся.

Исследователи не могли успокоиться и придумывали для Шерешевского все более сложные задания. Они дали ему таблицу, состоящую из 28 букв. При этом в таблице встречалось всего 4 буквы, которые многократно повторялись, образуя самые различные комбинации. Но и с этим заданием он справился великолепно. На запоминание такого материала он затратил 2 минуты и 45 секунд. После чего воспроизвел эту таблицу с такой скоростью, что экспериментаторы не успевали проверять за ним.

Условия опытов еще более усложнились, когда испытуемому предложили воспроизвести буквы по отдельным вертикальным столбцам, которые назывались в беспорядке (первый столбец, пятый столбец, третий столбец и т.д.) Но и в этом случае воспроизведение оказалось вполне точным.

Аналогичные этим эксперименты проводились и с заучиванием цифровых таблиц, содержащих до 60 цифр. В общем, эффективность и быстрота запоминания Шерешевского колебалась у него в довольно значимых пределах. Скорость запоминания и припоминания находилась в зависимости от его субъективного состояния в данный день. Большое значение для него имели и внешние условия эксперимента. Когда запоминание происходило в аудитории, где было много студентов, скорость и качество запоминания снижались. По-видимому, большое количество людей мешало сосредотачиваться.

Авторы пишут, что им не удалось установить точных пределов возможностей памяти Шерешевского, но они сообщают данные экспериментов с запоминанием цифр, которые сравнивают с материалами, полученными А.Бине на своих испытуемых (Диаманди, Иноди).

Вот эта таблица

Интересно проанализировать эту таблицу с точки зрения нормативов, установленных в системе запоминания «Джордано». Напомню вам, что при запоминании цифровой информации нормативное время для ученика составляет 6 секунд на одно двузначное число (на две цифры). В системе «Джордано» цифровые сведения запоминаются с помощью образных кодов двузначных чисел - заранее заученных образов-заменителей чисел.

Таким образом, по ученическим нормативам на запоминание 25 цифр вполне достаточно 75 секунд. Но при непродолжительной тренировке это время можно сократить вдвое - 37,5 секунды.

С современной точки зрения, Диаманди запоминал очень медленно - 14,4 секунды на зрительный образ. Иноди - 3,6 секунды на образ. Шерешевский - 4 секунды на зрительный образ.

Следует также учитывать и очень маленький объем запоминаемых чисел. На таком объеме можно развивать очень высокую скорость запоминания. Так, Доминик запомнил колоду из 52 карт за 41,43 секунды. Средняя скорость запоминания образа-карты составила 0,8 секунды.

По нормативам системы запоминания «Джордано» Диаманди не прошел бы тестирования - такая скорость запоминания недопустима. Иноди и Шерешевский запоминали на уровне очень хороших учеников, но не более. На феноменальные способности их скорость запоминания не тянет. Сравните с результатами Доминика.

На скорость припоминания цифр в представленной таблице можно не обращать внимания. Скорость припоминания сильно зависит от метода запоминания. Если бы исследователи заранее обговорили условия эксперимента, мнемонисты выбрали бы наиболее подходящий способ запоминания таблицы, и время ее воспроизведения у всех бы было примерно одинаковым. Скорость припоминания запомненных сведений ограничивается только скоростью речи. Кто быстрее говорит, тот быстрее и вспомнит все цифры.

Шерешевский - 123 секунды, Иноди - 165 секунд и Диаманди - 420 секунд. Что соответственно составило среднюю скорость запоминания на одно двузначное число: 4,92 секунды у Шерешевского, 6,6 секунды - у Иноди и 16,8 секунд - у Диаманди.

Леонтьева больше всего поражает исключительная прочность памяти испытуемого, с которой сохраняется запомненный материал. В один из сеансов он совершенно неожиданно для испытуемого предложил припомнить содержание слов, прочитанных в первом опыте с ним, который проводился около 10 месяцев назад. Шерешевский в ответ на это предложение самым детальным образом описал обстановку лаборатории, присутствующих лиц, место, которое занимало каждое из них, свое собственное положение по отношению к окну и наконец воспроизвел весь тот материал, который ему давался в тот раз, пропустивши приблизительно из 100 слов всего одно слово, причем эта ошибка была им самим тотчас же замечена.

Леонтьев пишет, что им удалось совершенно бесспорно установить полное отсутствие у Шерешевского какой бы то ни было вспомогательной мнемотехнической системы. В этом их убедили данные опытов, проводившихся на «сверхтрудном» (для необученного запоминанию человека) для заучивания материале, исключающем всякую возможность применения каких бы то ни было вспомогательных средств (цепочки слов и маленькие цифровые таблички).

Шерешевский обыкновенно запоминал стоя, закрывая глаза после каждого прочитанного ему слова или группы слов. То поднимал руки к лицу, то несколько притягивал их вперед и вниз, как бы поддерживая ими какой-то легкий, но очень громоздкий предмет. Иногда в процессе припоминания испытуемый делал с закрытыми глазами несколько шагов вперед.

После того как весь материал был ему прочитан, он на несколько секунд снова закрывал глаза («Проверяю», - говорил испытуемый в таких случаях) и затем воспроизводил его иногда с видимым напряжением, иногда, наоборот, с чрезвычайной легкостью. Предшествующий удержанный им материал видимо совершенно не мешал запоминанию нового материала.

На основании всех этих наблюдений исследователи предположили, что имеют дело с памятью наглядно-образного, эйдетического типа. (Здесь Леонтьев имеет в виду то, что Шерешевский убедил их косвенно, что видит цифровые таблицы непосредственно в своем воображении, как на листе бумаги, в виде цифр).

Леонтьев пишет: «Наличие у нашего испытуемого таких оптических образов подтверждается тем, что, когда мы предлагали ему изменять порядок воспроизведения небольшой таблицы, переходя от чтения по горизонтальным рядам к чтению цифр по рядам вертикальным, он обычно старался тотчас же повернуть и свою голову, как бы читая по перевернутому тексту". С другой стороны, в специальных поставленных с ним опытах мы не смогли обнаружить у него никаких чисто эйдетических феноменов в собственном, узком смысле этого слова».

Сам испытуемый показывает по поводу запоминания им цифровых таблиц следующее: «Когда я слушаю или смотрю на цифры, то потом, закрывая глаза, вижу перед собой на расстоянии 2-3 шагов большую таблицу, гораздо больше, чем она есть в действительности - приблизительно размером 1 м х 1,5 м. Иногда я вижу ее величиной с целую стену - тогда мне очень трудно работать, трудно ее осмотреть одним взглядом. Поэтому я всегда стараюсь сделать ее как можно меньше, сжимаю плечи, и действительно она как-то меньше тогда делается, уже. Чем меньше та таблица, которую мне дают для заучивания, тем удобнее, тем меньше и та таблица, которую я потом вижу с закрытыми глазами.

Цифры я вижу написанными белым по черному фону (фон это рыхлый - пальцем его можно проткнуть), они всегда красивы по форме, лучше, чем когда они написаны; когда они написаны плохо, то они только хуже видны, но остаются такими же красивыми. В длинных таблицах я вижу цифры ряд за рядом, иногда вижу их все сразу. Когда таблица слишком близко от меня, то я могу отодвинуть ее дальше руками или грудью (таким движением, как будто я вперед падаю). Если же она отодвигается слишком далеко, то я держу ее руками снизу, как очень большую раму и иду к ней сам, что гораздо труднее.

Когда протягиваю руки, они кажутся мне очень длинными, Иногда, чтобы облегчить воспроизведение, я показываю сам себе пальцем цифры на таблице; тогда палец делается огромным и вытягивается до самой таблицы. Иногда цифры на таблице исчезают, но я могу их восстановить, для этого мне нужно только открыть глаза, а потом снова их закрыть.

Цифры таблицы, когда я закрываю глаза, стоят передо мной назойливо, так что трудно от них избавиться. Если я мог бы писать с закрытыми глазами, я еще лучше, еще точнее их воспроизводил бы, но как только я открываю глаза или начинаю говорить, так уже не могу, не успеваю их передать, и приходится возвращаться к ним снова и снова.

Очень трудно избавиться от этих цифр; после сеанса они долго остаются перед глазами, тогда я незаметно от других провожу рукой по таблице, стираю ее или беру и перевертываю, как перевертывают страницы в книге, или срываю, как листок календаря… Тогда цифры уходят.

Когда мне дают сразу две таблицы, то я делаю их разного цвета, но как я это делаю, я не знаю…»

Интересно отметить, что исследователи, по-видимому, совершенно были не осведомлены в элементарных вопросах мнемотехники: «По аналогии с этим механизмом зрительного запечатления цифровых таблиц мы пытались себе объяснить и запоминание им словесного материала; предположивши, что оно опирается также на эйдетоидные явления, но слухового порядка, мы с этой точки зрения пытались анализировать полученные нами в опытах с ним данные. Однако здесь мы натолкнулись на целый ряд трудностей. Прежде всего, нам оставалась непонятной его способность воспроизводить слова одинаково быстро как в порядке их предъявления, так и в порядке обратном; мы не могли далее найти причину, которая в этом случае заставляла бы испытуемого закрывать глаза, производить известные движения руками, словом, вести себя так, как если бы оперировал с чисто зрительными образами».

Разумеется, Шерешевский запоминал слова на слух, преобразовывая их в зрительные образы и запоминал их последовательность путем образования связи либо непосредственно в цепочке слов-образов, либо с заранее подготовленными опорными образами (локи). А как еще можно запоминать? Дальше мы можем прочитать следующий весьма любопытный абзац.

«Когда испытуемому нужно осмыслить слово, то он старается освободиться от его зрительного образа, потому что он только мешает ему соотнести слово с тем смыслом, которое оно выражает». Интересно, Леонтьев сам понял, что написал? Дело в том, что слова в мозге человека жестко связаны условно-рефлекторной связью с определенными зрительными образами. Человек понимает слово «карандаш» именно потому, что это слово вызывает в воображении картинку карандаша. То есть, зрительный образ, возникающий в воображении под стимулирующим воздействием слова - это и есть СМЫСЛ слова. Если какое-то слово не вызывает образа в воображении, то про него говорят, что оно не имеет смысла, не понятно, «не ВИЖУ смысла».

Большинство выводов о памяти Шерешевского и об особенностях его мышления Леонтьев и Выготский делают исключительно на основе рассказов самого Шерешевского.

Вызывает удивление тот факт, что память Шерешевского тестировалась на логически не связанной информации - информации наиболее простой для запоминания с помощью методов мнемотехники. Между тем, исследователи могли бы легко привести способность запоминания Шерешевского к норме, если бы, например, резко сократили время запоминания. Если бы цифровой ряд диктовался с достаточно высокой скоростью, Шерешевский, как и любой другой человек, обученный технике запоминания, не успевал бы применять приемы запоминания, и запомнил бы точно такой же объем как и любой другой «нормальный» человек.

Шерешевский вряд ли смог бы запомнить другие виды информации, предъявляемые однократно: китайские иероглифы, однократно читаемый текст на незнакомом языке, проговариваемые в обычном темпе серии телефонных номеров с фамилиями. Странно, что его память не была подвергнута таким испытаниям.

Так была ли у Шерешевского феноменальная память или он использовал мнемотехнику? Результаты опытов Выготского и Леонтьева говорят сами за себя - Шерешевский пользовался техникой запоминания, при этом его навык запоминания был вполне обычным. Такие результаты, какие описываются в книге Леонтьева, может продемонстрировать любой человек, прошедший месячный курс обучения мнемотехники.

Кстати, Шерешевский, как и несколько других известных «феноменов», учился в школе, где преподавалась мнемотехника…

Что такое синестезия ? Это совместное возникновение ощущений различных модальностей при воздействии раздражителя только одной из них. Имеет ли синестезия объективную (физиологическую) основу? Это весьма вероятно, поскольку в последние годы обнаружено вещество - этимозол, обеспечивающее искусственное установление связей между участками мозга и зонами памяти, которые в естественных условиях до того не были связаны. Из этого следует, что в особых условиях такие связи могут быть установлены.

Феномен Шерешевского

Немного подробнее остановимся на случае, описанном А. Р. Лурия - феномене Шерешевского . Он мог повторить без ошибок последовательность из 400 слов через 20 лет. Один из секретов его памяти состоял в том, что у него восприятие было комплексным, синестетическим. Образы - зрительные, слуховые, вкусовые, тактильные - сливались для него в единое целое. Шерешевский слышал свет и видел звук, он воспринимал на вкус слово и цвет. «У вac такой желтый и рассыпчатый голос », - говорил он. Синестезия отмечалась у Н. А. Римского-Корсакова, А. Н. Скрябина, Н. К. Чюрлениса. У всех у них зрение было связано со слухом. Римский-Корсаков считал, что «ми-мажор» - синий, «ми-минор» - сиреневый, «фа-минор» - серовато-зеленый, «ля-мажор» - розовый. У Скрябина звук порождал переживание цвета, света, вкуса и даже прикосновения. У. Диаманди, обладавший уникальными способностями к счету, также считал, что запоминать цифры и оперировать ими помогает их цвет, а процесс вычисления представлялся в виде бесконечных симфоний цвета.

Видео о Феномене Шерешевского, в котором Вы найдете много интереснейших фактов о памяти и ее работе:

Имеет ли синесезия объективную основу? Э. Церковер предложил эксперимент на определение совместимости ряда псевдослов с изображениями фантастических существ. Надо было определить, кто есть кто. Обработка материалов показала, что существует корреляция между зрительным образом и акустическим, т. е. синестезия имеет объективную основу. Создается впечатление, что основа эта - в тесных, подсознательных связях образов с эмоциями. В них зрительный эффект увязывается в подсознании с положительными эмоциями, так же как температурный эффект.

В многолетнем исследовании А. Р. Лурия выявил как сильные стороны, так и слабости интеллектуальной деятельности Шерешевского, вытекающие из особенностей организации его памяти. С одной стороны, Шерешевский мог произвольно и точно вспомнить все, что ему предъявлялось для запоминания много лет назад. Помогало ему в этом умение ярко, зрительно представить себе каждое запоминаемое слово (например, цифру 7 он воспринимал как человека с усами), но это же создавало для него и особые затруднения при чтении, поскольку каждое слово порождало яркий образ, а это мешало пониманию читаемого. Кроме того, его восприятие было очень конкретным, слова, выражавшие абстрактные понятия, например «вечность», «ничто», представляли для него особые трудности, так как их сложно сопоставлять со зрительным образом.

Помимо этого у него было сильно затруднено обобщение. Вот пример, демонстрирующий слабые стороны его феноменальной памяти. В большой аудитории Шерешевскому прочитали длинный ряд слов и попросили воспроизвести их. С этим он справился безукоризненно. Затем его спросили, было ли в ряду слово, обозначающее инфекционное заболевание. Все присутствующие в аудитории зрители с обыкновенной памятью мгновенно вспомнили это слово (тиф), а Шерешевскому потребовалось целых две минуты чтобы выполнить задание. Оказывается, в течение этого времени он перебирал в уме по порядку все заданные списком слова, что свидетельствовало о слабости обобщения в его памяти.

Запоминание у Шерешевского подчинялось скорее законам восприятия и внимания, чем законам памяти: он не воспроизводил слово, если плохо видел его. Припоминание зависело от освещенности и размера образа, от его расположения, от того, не затемнился ли образ пятном, возникшим от постороннего голоса. Чтение было пыткой для Шеришевского. Он с трудом пробирался через зрительные образы, которые помимо его воли вырастали вокруг каждого слова, что очень утомляло его. Необходимо также отметить, что у Шеришевского были большие трудности с забыванием. Ему приходилось изобретать специальные приемы, чтобы забывать. Понимание сложных и отвлеченных логико-грамматических структур часто протекало у него не легче, а значительно труднее, чем у людей, не обладавших столь сильной наглядно образной памятью.

Мы затронули очень любопытную и мало изученную проблему свойств той формы долговременной памяти, к которой, как правило, нет произвольного доступа. У нас создается впечатление, что известные случаи феноменальной памяти и уникальных счетных, способностей связаны как раз с осуществлением доступа к этому типу памяти. Гипотеза основана отчасти на сходстве некоторых характеристик указанной памяти и особенностей запоминания а удержания информации у людей с феноменальными способностями. В чем это сходство?

Информация восстанавливается после продолжительного хранения (десятилетия) в том же виде и с теми же подробностями, как в тот день, когда она была воспринята. Это свидетельствует об отсутствии в такой памяти процессов преобразования и обобщения. Неподверженность следов трансформации при хранении, видимо, связана и с неспособностью к забыванию. Ярко выраженная синестезия у лиц с феноменальной памятью позволяет допустить существование у них и морфологических особенностей структуры памяти. Возникает вопрос, как же использует эту особую форму памяти подавляющее большинство людей, не обладающее описанными феноменальными способностями? Пока определенного ответа нет, можно лишь предположить, что долговременная память без произвольного доступа служит базой нашей интуиции.