Рождество в царской России: традиции, сохранившиеся по сей день. Как отмечали рождество в дореволюционной россии

В России, благодаря указу Петра I от 1699 года, Новый год стали праздновать в ночь с 31 декабря на 1 января, начиная с 1700 года. Однако, далеко не каждый знает, что после Революции этот праздник некоторое время не отмечали вообще. И, что примечательно, только в ХХ веке Новый год стал поистине всероссийским праздником. Что особенного произошло после Революции 1917 года, к каким изменениям в подходе к празднованию Нового года это привело и чем это обернулось для нас - вот то, о чём стоит узнать подробнее.

1917 год Россия (в эти времена - Российская Империя) встретила на целых 13 дней позже, чем большинство европейских стран, потому что мы всё ещё жили по юлианскому календарю. Можно сказать, что благодаря смене власти в результате революции, мы сейчас живём по одному календарю с Европой: решением В.И. Ленина с 1918 года в России отменили юлианский календарь, ошибка применения которого уже накопила 13 дней, и ввели в оборот григорианский. А вот отмечать Новый год в то время перестали - этот праздник приобрёл неофициальный характер. Тем более, что Рождество Христово тогда считалось куда более важным и значимым событием.

В середине 30-х годов традиция Новогоднего праздника вернулась в страну. Можно сказать, что Новый год в Россию вернул И.В. Сталин: распоряжение партии и правительства «О праздновании Нового года в СССР» вышло в 1937 году. Тогда же прошла первая официальная Новогодняя ёлка , которая, которая состоялась в зале Дома Союзов. На верхушке праздничной ёлки красовалась знаменитая красная звезда.

Любопытный факт, что годом ранее, а именно 31 декабря 1935 года, было сделано первое в истории России новогоднее радио поздравление , адресованное дрейфующим полярникам. Его передал председатель ЦИК СССР Михаил Калинин на волнах дальней связи. Потом оно стало ежегодным и даже всесоюзным.

Во время Великой Отечественной войны тоже традиции этого праздника не оставались в стороне. В детских садах малышам дарили «подарки»: кому конфеты, кому пряники. Другими словами, выбирали из полученной гуманитарной помощи то, что более или менее подходило на роль новогоднего подарка . Ветераны войны рассказывают, что на фронте не забывали про этот праздник и украшали ёлку тем, что было: проволокой, картоном, бинтами, ватой, гильзами и даже погонами. Парашютист, подвешенный на ниточках – самая известная ёлочная игрушка времён войны.

До 1947 года люди выходили на работу уже 1 января, а 23 декабря было принято официальное решение сделать первый день каждого нового года праздничным и выходным. Ну а дальше праздничных и выходных дней становилось всё больше. Так, 2 января приобрело статус выходного дня в 1992 году, а в 2005 году к ним прибавились 3, 4 и 5 января. Сейчас же все россияне отдыхают с 1 по 8 января.

Что касается новогодних традиций, то их так много, что все не перечесть. Многие из них заимствованные. К примеру, - западная традиция. Происхождение Деда Мороза вообще было предопределено древним славянским фольклором. Но советские новогодние традиции прижились в современной России лучше всего. Например, со времён правления Петра I и других реформаторов у нас остались фейерверки. Шампанское, мандарины, бенгальские огни и хлопушки, новогоднее обращение главы государства и бой курантов – это тоже всё осталось нам в наследство от советских времён. Ну а песню «В лесу родилась ёлочка» знает каждый взрослый и ребёнок!

Новый год был, есть и будет одним из любимейших праздников большинства времён и народов. Каждый год, загадывая заветное желание под бой курантов, люди надеются на лучшее, и пусть это «лучшее» непременно случится в жизни каждого из нас!

Пышные праздники сменились тотальным дефицитом

Праздники столетней давности традиционно ассоциируются со сказкой и изобилием: невероятной красоты ёлки, ломящийся от яств стол, счастливые дети и забытые сегодня обычаи... Однако лубочной картинка новогоднего праздника присутствовала не всегда: например, ровно сто лет назад нашим предкам было совсем не до гуляний - дефицит, вызыванный Первой мировой войной, спровоцировал нехватку привычных атрибутов праздника. «МК» вспомнил, без чего не мыслили праздник наши предки и от чего им пришлось отказаться к 1917 году.

Празднование Рождества и Нового года - традиционно таинство, любимое детьми: взрослые куда больше значения придавали религиозной сути праздника, а не наряженной ёлке и марципанам.

Родившаяся в 1894 году Анастасия Цветаева, сестра поэтессы, писала в «Воспоминаниях» о рождественском празднике своего детства: «Дом был полон шорохов, шелеста, затаенности за закрытыми дверями залы – и прислушивания сверху, из детских комнат, к тому, что делается внизу. Предвкушалась уже мамина «панорама» с ее волшебными превращениями. Запахи поднимали дом, как волны корабль.

Одним глазком, в приоткрытую дверь, мы видели горы тарелок парадных сервизов, перемываемых накануне, десертные китайские тарелочки, хрустальный блеск ваз, слышали звон бокалов и рюмок. Несли на большом блюде ростбиф с розовой серединкой (которую я ненавидела), черную паюсную икру. Ноздри ловили аромат «дедушкиного» печенья... О! Настало же!


Самое главное, такое любимое, что - страшно: медленно распахиваются двери в лицо нам, летящим с лестницы, парадно одетым, – и над всем, что движется, блестит, пахнет она, снизу укутанная зеленым и золотистым. Ее запах заглушает запахи мандаринов и восковых свечей. У нее лапы бархатные, как у Васи. Ее сейчас зажгут. Она ждет. Подарки еще закрыты. Шары еще тускло сияют – синие, голубые, малиновые; золотые бусы и серебряный «дождь» – все ждет… Папа подносит к свече первую спичку – и начинается Рождество!».

Праздничные гуляния были любимым временем для детей - в это время в Москве появлялись карусели и другие ярмарочные забавы, в дома приносили лакомства и игрушки, встречи с которыми ожидали целый год.

Кстати, и подарки до революции чаще дарили только детям - взрослые ограничивались приготовлениями к празднику. О таком пишет и Тэффи (урожденная Мирра Лохвицкая) в одном из своих рассказов: «Рождество в тот год подходило грустное и заботное. Надо было, значит, непременно елку схлопотать. Выписала, по секрету, от Мюра и Мерелиза картонажи. Разбирала ночью. Картонажи оказались прямо чудесные: попугаи в золотых клеточках, домики, фонарики, но лучше всего был маленький ангел, с радужными слюдяными крылышками, весь в золотых блестках. Он висел на резинке, крылышки шевелились. Из чего он был, - не понять. Вроде воска. Щечки румяные и в руках роза. Я такого чуда никогда не видала. Сам веселый, румяный и вместе нежный.

Такого бы ангела спрятать в коробочку, а в дурные дни, когда почтальон приносит злые письма и лампы горят тускло, и ветер стучит железом на крыше, - вот тогда только позволить себе вынуть его и тихонько подержать за резиночку и полюбоваться, как сверкают золотые блестки и переливаются слюдяные крылышки».

Картонажи - один из самых популярных вариантов украшения праздничной ёлки: они представляли собой небольшие изделия из прессованного картона, покрытые несколькими слоями акриловой краски выбранного цвета. Впервые изготавливать их начали в Дрездене, а позднее купить изделия из самого доступного материала можно было и в нашей стране - заказанные по почте украшения высылали листами с вытисненными деталями, которые предстояло самостоятельно выдавить, а потом склеить в объемные фигурки и бонбоньерки. Функционально - особенно если вспомнить, что производство фабричных игрушек еще не было поставлено на поток, и потому ель становилась в начале ХХ века своего рода продолжением праздничного стола.

Пушистые ветки украшали золочеными орехами, конфетами, яблоками, марципановыми поросятами. Об этом свидетельствуют и воспоминания Лидии Чарской («Записки институтки»): «Посреди залы, вся сияя бесчисленными огнями свечей и дорогими, блестящими украшениями, стояла большая, доходящая до потолка елка. Золоченые цветы и звезды на самой вершине ее горели и переливались не хуже свечей.

На темном бархатном фоне зелени красиво выделялись повешенные бонбоньерки, мандарины, яблоки и цветы, сработанные старшими. Под елкой лежали груды ваты, изображающей снежный сугроб. Мне пришло в голову невольное сравнение этой нарядной красавицы елки с тем маленьким деревцом, едва прикрытым дешевыми лакомствами, с той деревенскою рождественскою елочкою, которою мама баловала нас с братом. Милая, на все способная мама сама клеила и раскрашивала незатейливые картонажи, золотила орехи и шила мешочки для орехов и леденцов».

Уютное Рождество и разгульный Новый год

Для современного человека новогодние и рождественские праздники сливаются в одну яркую череду гуляний на фоне ёлки, и только верующие россияне помнят о разнице между ними и о смысле. А вот до революции россиянам ближе был подход, который сегодня мы назвали бы европейским: Рождество - уютный религиозный праздник в кругу семьи, а Новый год - повод выйти в свет и шикануть. Это различие проявлялось даже в выборе блюд для застолья.

Рождество - праздник церковный, а Новый год - светский. Их разделяет несколько дней, и в дореволюционной Москве сперва праздновали Рождество, - объясняет «МК» историк московского быта Алексей Митрофанов. - Это дневной праздник, когда пировать начинали после первой звезды. Люди, утомленные постом, рождественской службой и работой, точно не спешили садиться за стол ночью. Только днем, и тогда же разговлялись. И хотя медицина рекомендует выходить из поста постепенно, но до революции об этом не думали - все самое жирное, мясное, калорийное...

Начинали с пшеничной кутьи с маком, орехами и мёдом, кстати, называлась она «Сочень» (от Сочельника), но это имя не прижилось. Обязательно жирная рыба, запеченный гусь и поросёнок.

Считалось, что поросёнок был единственнным, кто хрюкал в яслях в Вифлееме и поцарапал младенца Иисуса щетиной - за это его и карают по сей день. Обязательно было ритуальное печенье. В итоге, конечно, и обжирались, и напивались, несмотря на святой смысл праздника.

По словам историка, за несколько дней москвичи как раз успевали отдохнуть, и с новыми силами отправиться на новогоднее застолье - кстати, уже до революции возникла традиция отмечать не только дома, но и в кабаках.

Новогоднее торжество - такое, каким было оно для светской Москвы начала века - хорошо описано в романе «Доктор Живаго»: «С незапамятных времен елки у Свентицких устраивали по такому образцу. В десять, когда разъезжалась детвора, зажигали вторую для молодежи и взрослых, и веселились до утра. Более пожилые всю ночь резались в карты в трехстенной помпейской гостиной, которая была продолжением зала и отделялась от него тяжелою плотною занавесью на больших бронзовых кольцах. На рассвете ужинали всем обществом».


Отмечали в ресторанах, например, ехали в «Прагу» или в «Яръ». Новый год ассоциировался с роскошью. Это был европейский праздник, тогда и пошла мода ходить в гости в новогоднюю ночь, - отмечает Алексей Митрофанов. - Как и сегодня, все ждали, когда же скорее позовут к столу, когда можно будет выпить - кое-кто даже стрелки у часов переводил.

Новогоднее шампанское было в традиции в дореволюционной России, вошло в обиход после войны 1812 года, народ так же весело вышибал пробки. На самом деле, оно заняло место кислых щей - сильно газированного напитка, медово-солодового лимонада.

Многие избегали птицы на столе - считалось, что счастье из дома улетит. Предпочитали свинину. Кто смог достать фрукты, тот молодец, но это было очень дорого...

У Льва Кассиля в «Кондуите и Швамбрании», упоминаются переживания главного героя из-за того, что на «взрослую» ёлку его не взяли: «Кончался 1916 год, шли каникулы. Настало 31 декабря. К ночи родители наши ушли встречать Новый год к знакомым. Мама перед уходом долго объясняла нам, что «Новый год - это совершенно не детский праздник и надо лечь спать в десять часов, как всегда».

Кстати, родителям еще и весьма повезло, что 31 декабря 1916 года было, куда уходить на праздник. Как сейчас Росстат и ВЦИОМ почти ежедневно шокируют нас цифрами: сколько человек собирается брать кредит ради новогоднего стола, сколько вообще откажется от праздника, – так и сто лет назад остро стоял вопрос, где раздобыть ёлку, календари и рождественского гуся.

Гаданье стало накладным

Столетие назад празднование Рождества и Нового года для наших соотечественников было серьезно омрачено продовольственным дефицитом, сопровождавшим Первую мировую войну, а затем и революцию. Уже в декабре 1916 года в московской прессе начали появляться карикатуры и фельетоны, посвященные сложности создания праздничного застолья в голодный год (дополненный, к слову, сухим законом!).

До начала Первой мировой рождественские праздники ассоциировались с изобилием, описанным, например, Шмелевым в «Лете Господнем»: «Увидишь, что мороженых свиней подвозят, - скоро и Рождество. Шесть недель постились, ели рыбу. Кто побогаче - белугу, осетрину, судачка, наважку; победней - селедку, сомовину, леща…

У нас, в России, всякой рыбы много. Зато на Рождество - свинину, все. В мясных, бывало, до потолка навалят, словно бревна, - мороженые свиньи. Окорока обрублены, к засолу. Так и лежат, рядами, - разводы розовые видно, снежком запорошило. И тянутся обозы - к Рождеству. Везут свинину, поросят, гусей, индюшек, - «пылкого морозу». Рябчик идет, сибирский, тетерев-глухарь… Знаешь - рябчик? Пестренький такой, рябой… - ну, рябчик!».


В 1916 году же повестка дня принципиально изменилась - отечественные журналы наперегонки публикуют карикатуры на «праздничные» столы, сервированные продуктовыми карточками и игрушечными гусями. Рождественское шествие же, согласно тем же карикатурам в прессе, являло собой тех самых свиней, курей, гусей и даже кусов масла и сыра - с транспарантами, сообщающими об их стоимости.

«Как бы я хотел для беднейшего населения моей родины устроить необозримой величины елку и увесить ее большими картонажами: в одном - окорок ветчины, в другом - 10 пудов мяса, в третьем - пуд муки, в четвертом - курица...», – писал обозреватель газеты «Московские ведомости» обозреватель, намечая свои «рождественские визиты».

«Первым - визит к мясоторговцу Пуду Пудычу Оковалкову. Явлюсь в качесвте постоянного покупателя в его лавке. Разговор намечен на темы о расстройстве транспорта, о реквизиции мяса на местах, о безвыходности положения московских мясоторговцев. В финальной части визита заготовлено по настоянию жены жалобное ходатайство об отпуске с заднего крыльца хотя бы трех фунтиков мяса...».

Тут уж речь - только о тепле. О ёлках, обязательном символе праздника, оставалось только мечтать. В последнем дореволюционном декабре цена на зеленую красавицу доходила до 20 рублей (а это цена за трех гусей или пару жирных индеек!), причем и красавицей её назвать сложно было...

«Но все-таки их покупают. Надо же доставить удовольствие ребятишкам. Но одного дерева мало. Надо его по-праздничному украсить. Надо позаботиться о свечах, картонажах, серебряном дожде и золотых орехах. Ничего этого на рынке нет. Какие же картонажи, ежели простая бумага кусается?», – сообщает газета «Московский листок».

Кстати, дефицитом в предновогодние дни оказалась и такая привычная штука, как настольные календари - в магазине Суворина цены на них подскочили до 1,75 руб., а плохого качества календари издания Сытина - по 75 копеек. Ну а что же подарить в небогатое время, если не календарик?

Вынужденная экономия привела к тому, что под запретом оказались даже любимые москвичами праздничные забавы - святочные гадания: выяснилось, что у девушек нет ни одного доступного способа заглянуть в лицо судьбе. Принятые гадания - выбрасывания за ворота башмачка, сжигание бумаги и плавление воска - оказались неприемлемо дороги.

«Ведь это когда так гадали? Когда башмаки за пару руль стоили или много-много рубля полтора. Пропадет, не жалко. Но мыслимо ли бросать башмаки за ворота, когда пара их стоит 35 рублей, а если на дюжине пуговиц, то и все 50 рублей. Да и за эту цену достать их довольно трудно. Ведь если у вас за воротами кто-нибудь хоть один башмак схватит, это выйдет 25 рублей убытка. Два - 50!

Немыслимо! - сказал папа. - Я положительно запрещаю гадать на башмаках. Это же чистое разоренье.

Пришлось отказаться.

Ну, что ж, будем кормить курицу счетным зерном, - вздохнули девушки.

Счетным зерном? - гневно вступилась старая няня. - Теперь на счет зернышка туго. Нет гречневых круп в Москве, днем согнем их не сыщешь. А если где объявятся, часа по три в хвосте стоят приходится, чтобы фунтик крупы получить. И думать не смейте! Макового зерна вам для курицы не дам», – описывает фельетонист в «Московском листке» новые реалии.

Так что «дух праздника» в воздухе почти что не витал - не до того оказалось. А уже в конце 1917 года москвичи - при том же дефиците – поражались: неужто жизнь могла так серьезно поменяться за один только год?

«В недоумении, в последний день 1917 года смотришь на календарь и удивляешься: как мало прожито, как много пережито! Неужели после конца Романовых прошло только триста дней, а не лет? Или это шутка календаря и вместо 1917 года надо читать 2017?», – писал обозреватель «Московских ведомостей».

Почему после Петра I забывали праздновать Новый год, какие подарки были популярны среди крестьян и знати XIX века, почему раньше на «елки» ходили взрослые и как отмечали праздник в блокадном Ленинграде?

«Бумага» поговорила с историком-регионоведом из СПбГУ Александрой Терехановой и узнала, как проходили новогодние праздники в Петербурге с XVIII по XX век.

Александра Тереханова

Как в России впервые отметили Новый год и почему о празднике почти забыли на 100 лет

Традиция отмечать новогодние праздники в Российской империи началась с указа «О праздновании Нового года», который в 1699 году подписал Петр I. Одновременно с этим он установил и новое летоисчисление - от Рождества Христова, перенеся начало года с сентября на январь. До этого во время Нового года проводились лишь небольшие церемонии, не затрагивающие большинство людей.

Именно по приказу Петра с 1 января все домовладельцы должны были ставить перед воротами украшения из еловых или сосновых деревьев. И так в течение семи дней. Петр буквально прописал, что все должны праздновать Новый год.

Сразу привыкнуть к этому люди, конечно, не могли - нововведения приживались с трудом. Многие не могли начать отмечать Новый год не в сентябре, а зимой. Многие в то время еще не привыкли украшать дома еловыми ветками и вовсе считали это неправильным, так как ассоциировали их с погребальным обрядом, существовавшим на Руси. Хотя связанные с елью обряды, вообще-то, заимствовались из немецкой традиции и для языческих германцев были символом вечной жизни.

С возникновением новой столицы (Петербурга - прим. «Бумаги») праздничные мероприятия приобрели известный размах: горожане стали выходили на улицы, запускались фейерверки, устраивались стрельбы. Тогда люди и начали привыкать к празднику: у них впервые появились традиции уличных гуляний, они проводили мероприятия в городе, организовывали обильные столы.

Правда, продлилось всё это не очень долго. После смерти Петра I про традиции украшать жилища хвойными ветками и ельями стали забывать. Людям уже не так часто напоминали о традициях, гулянья становились менее пышными, и культура праздника затихла. Известны только отдельные случаи празднований: например, Елизавета любила новогодние маскарады, а Екатерина II устраивала застолье и дарила подарки. Традиция отмечать 31 декабря массово возродились лишь во второй половине XIX века.

Как «елки» и гулянья возродили праздник

После смерти Петра главным праздником для горожан оставалось Рождество. Его традиционно отмечали дома или в гостях, с елкой и украшениями, люди ходили к близким родственникам и друзьям. Праздник долго оставался более важным в духовном плане.

Возрождаться новогодние празднества стали лишь в первой половине XIX века. Тогда, во времена правления Николая I, появилось что-то вроде «публичных елок» - мероприятий, где все гости танцевали, ели и пели. Сейчас они бы вам напомнили современные детские праздники, но только их, на самом деле, устраивали для столичной аристократии.

Принято считать, что первую городскую елку поставили на Екатерингофском вокзале, который был в то время популярным местом отдыха петербургской публики - любителей развлекательных и музыкальных концертов, которые там проводили. Позже такие елки ставили уже и в зданиях дворянских и купеческих собраний, не только в Петербурге, но и в Москве.

По большей части этому способствовали рождественские сказки Гофмана и Андерсена, которые в то время были очень популярны в кругах интеллигенции.

Как проходили новогодние праздники в Петербурге второй половины XIX века

На Новом году того времени всё было очень публично. В Петербурге, например, были свои легендарные рестораны, где на новогодние праздники собирались в том числе и представители творческой интеллигенции. Это был период балов, маскарадов и театров, стало популярно шампанское. В это время широко распространилась и традиция дарить подарки - в основном игрушки, сладости и фрукты.

Александровский дворец. Елка в игральной. 1908 год

Елочный базар в Екатерининском саду. 1913 год

У разных слоев населения были, конечно, абсолютно разные возможности в плане праздника. Рабочие и крестьяне, например, зависели от хозяина, но для них зима не была сезоном работ, и они могли отмечать праздники в зависимости от обстоятельств. Известно лишь то, что дети рабочих в эту пору любили кататься с ледяных горок.

Аристократия и знать, как нам известно, в новогодний период любила ходить по вечерним приемам и другим мероприятиям. В их кругах зачастую царила обычная суета: они покупали подарки и новогодние украшения. В саму новогоднюю ночь в каждом крупном доме можно было увидеть маскарад или бал: каждому из них придумывали собственную программу.

Покупные и тем более стеклянные украшения [на елку] могли себе позволить в XIX веке только очень состоятельные жители: опять же знать, аристократия. Они в основном дарили детям различные сахарные игрушки, бусы из конфет, восковые свечи и подобное.

Среднестатистические горожане же делали игрушки сами, а на елку вешали различные фрукты, небольшие пряники или орехи.

В это время на празднике уже даже зарабатывали. В адресной книге Петербурга и в рекламных приложениях различных изданий того времени можно было увидеть объявления магазинчиков, которые предлагали новогоднюю продукцию.

В целом во второй половине XIX века горожане уже полюбили этот праздник. В это время они всё больше тратились на развлечения. Особенно популярным становился театр. Занимательно, что именно в Петербурге, в Мариинском театре, впервые поставили знаменитого «Щелкунчика» Чайковского. Это произошло в канун Рождества 1892 года.

Почему после революции петербуржцы начали праздновать Новый год дома и как появилась традиция ходить в театр 31 декабря

С приходом советской власти Новый год сначала оставался обычным праздником. Но в связи с атеистической программой Советов практически сразу запретили Рождество, а в 1929 году и сам Новый год.

Тогда среди народа стали популярны тихие домашние празднования. Люди так же, как и сейчас, устраивали праздничный стол, на котором были в основном консервы и фрукты, а иногда даже и оливье. Они ставили елку, украшали ее подручными средствами, слушали радиопрограммы и отмечали праздник в кругу семьи, дарили небольшие подарки. Главным было, чтобы праздничную атрибутику не увидели специальные патрули, которые высматривали любые признаки празднований.

В то время все были официально равны, поэтому и каких-то особых различий в праздновании среди «богатых» и «бедных» не было: одни просто могли с помощью связей достать себе к столу деликатесы, а другие - не могли. Всех так или иначе объединяли ситуации, когда они стояли в очередях за мандаринами по 5-6 часов. Негласная атмосфера праздника сохранялась у очень многих.

В Ленинграде были свои особые традиции. Уличные гулянья в городе заменились культурной программой, которая постепенно становилась для многих главным символом Нового года. Особым шиком было попасть 31 декабря на балет или оперную постановку. В этот день ленинградская публика традиционно заполняла Большой и Малый залы Филармонии, Мариинский и Михайловский театры. И это притом что 31 декабря в советское время оставался рабочим днем вплоть до 1935 года.

Когда же праздник снова разрешили, всё осталось, как и было: все праздновали в кругу семьи, тихо, без громоздких уличных гуляний. Рождество, как и сейчас, отмечали лишь в религиозных семьях.

Дворцовая площадь (Урицкого), ориентировочно 1937 год. Фото: oldspb

При этом для традиции новогодних праздников в том формате, в котором мы их знаем, важен период до Великой Отечественной войны. Именно в это время появилась культура прослушивания передач 31 декабря, которая переросла в просмотр телевизора, бой курантов и участие Деда Мороза со Снегурочкой, образ которых окончательно сформировался в период с 1935-го по 1940-е.

Как проходили «елки» в блокадном Ленинграде

Елка в блокадном Ленинграде - это особая тема. Она была не просто традицией, а символом того, что город жил и работал. Город, в котором пытались не только спасти, но и порадовать детей.

Больших празднеств, конечно, не было. Массово новогодние праздники в блокадном городе проводились лишь в 1941 и 1942 годах. Их организовывали в больницах, детских домах и садиках. Главным подарком, конечно, была еда, иногда - украшения. И дарили их зачастую только детям.

В то время многие дарили своим детям печенье, яблоки и кусочки хлеба. В самом начале даже пытались устраивать ужины: например, известен рецепт, когда «горячее» готовили из иссохшего картофеля, делая из него «пюре».

Уже потом, когда практически ничего не оставалось, праздники отошли на второй план. Но люди в блокаде всё равно к ним тянулись. Есть воспоминания людей о том, как в предновогоднее время украшали стол бутафорской едой, чтобы было хотя бы какое-то ощущение праздника. Известно, что этим занимались и дети: в новогодние праздники они часто делали игрушки из бумаги в форме булочек.

При этом, что самое удивительное, в новогодние праздники нередко можно было услышать музыкальный концерт. Люди, несмотря ни на что, продолжали ходить на концерты или спектакли.

Как новогодние традиции менялись после Великой Отечественной войны

В послевоенное время жизнь потихоньку начала восстанавливаться. В этот момент СССР признало Новый год важным праздником. В 50-е годы стали организовываться Кремлевские елки, стали проводиться городские празднования, на которых можно было встретить и привычных нам Деда Мороза, и мандарины с шампанским. Думаю, новогодние праздники после войны стали символом возрождающейся нормальной жизни.

Кронштадт, 1970 год. Фото: фонд СПб ГБУ «Музей истории Кронштадта»

Во многом культура празднования Нового года с тех пор не менялась до наших дней. Единственное действительное отличие - праздничным днем считалось только 1 января. В остальное время люди работали: у студентов, например, сессии начинались 2 января, а занятия могли длиться и до 31 декабря.

Лишь с распадом Советского Союза, когда уже и Рождество вновь признали праздником, каникулярные даты стали удлинять. Сначала, в 2000-х, между ними даже был промежуток в три дня, и только совсем недавно, в середине нулевых, календарная неделя стала полной - такой, какой мы ее знаем.

19 декабря 1699 года (здесь и далее даты указаны по старому стилю) император Петр I издал указ, в котором говорилось «о писании впредь января с 1 числа 1700 года во всех бумагах лета от Рождества Христова, а не от сотворения мира». С этого времени в России установилось новое летоисчисление.

Этот указ был дан в связи с тем, что «во многих христианских окрестных народах, которые прославляют православную христианскую Восточную веру, пишут лета числом от Рождества Христова». Уже на следующий день вышел следующий указ Петра с подробными указаниями и распоряжениями о порядке встречи Нового Года и нового счисления. Торжество началось в двенадцать часов ночи 1 января 1700 года. Епископ Русской Православной Церкви Стефан Яворский после службы произнес обстоятельную проповедь, в которой, поздравив присутствующих, доказывал необходимость такой перемены. В течение целой недели «большая проезжая и знатные улицы были украшены сосновыми, еловыми и можжевеловыми ветвями, такое же украшение было сделано над воротами. На Красной площади происходили огненные потехи и стрельба, зажигались хворост, солома и смоляные бочки

С годами традиция празднования Нового Года прочно входила в жизнь российского общества. Из чужеродного элемента, первоначально вызывавшего неподдельный интерес, удивление и даже некое возмущение населения, он превратился в один из любимейших праздников россиян.

О праздновании Нового Года в Оренбургской губернии становится известно преимущественно из периодических изданий второй половины XIX века. Этот праздник оренбуржцы отмечали весело и с задором. Ежегодно проводились маскарады, устраивались елки, благотворительные вечера и балы.

Популярным способом среди населения была встреча Нового Года в общественном клубе. В газете «Оренбургский листок» 1882 года опубликована заметка: «Новый Год оренбуржцы встретили в общественном клубе очень весело – с музыкой, танцами, ужинами. Гостей собралось много; были и первостатейные купцы».

Много публики привлекали и маскарады. Так, из газеты «Оренбургский листок» 1889 года за № 52 известно, что подобные гулянья проводились не только в дни новогодних праздников, но и по нескольку раз в зимнем сезоне. Интересно то, что существовала некая градация праздничных мероприятий. Состоятельные сословия и беднейшие слои населения праздновали Новый Год отдельно. В том же номере газеты «Оренбургский листок» сообщается: «Маскарады в зимнем собрании и в прежние времена привлекали много публики; но теперь посетителей надо ожидать еще более, так как вольные маскарады в театре и в вокзале бульварном запрещены, желающих же потанцевать, развлечься найдется немало и из чистой публики, которая брезговала ходить на маскарады в театр и в вокзал. По крайней мере, в прежние годы вольные маскарады в общественном собрании всегда были приличны и многолюдны. Этому помогает распорядительность старшин. На первый день праздника по обычаю состоятся лакейские балы в вокзале Белова и в общественном собрании, да, кажется, и в прочих клубах. В этот вечер хозяева-господа остаются без прислуги и сидят дома».

Каждый Новый Год улицы города были переполнены гуляющими пешком и катающимися на лошадях людьми. Каждый день с 3-4 часов густой и бесконечной вереницей шагом тянулись сани, запряженные лошадьми и нагруженные разряженными красавицами из слободок. Это являлось своего рода выставкой «выездов» и «закладок». Не оставались без посетителей и общественные места: театр, детские елки и танцевальные вечера. В слободках по улицам ходили толпы славильщиков и ряженных

Регулярными в Оренбурге были детские елки, которые устраивались женами правящих губернаторов Оренбургской губернии. Как правило, они были пышными и запоминающимися. Один из таких праздников описан в «Оренбургском листке» 1895 года следующим образом: «Детский праздник, устроенный ее превосходительством Е.М. Ершовой 2 января в обширных помещениях губернаторской квартиры, вышел блестящим и будет надолго памятным для детей, явившихся на вечер в сопровождении приглашенных из местного общества родителей. Благодаря заботливости и ласковой предусмотрительности хозяев, вечер этот начался детским спектаклем. В большом зале была приготовлена сцена, и юные исполнители сыграли шутку Мансфельда «Не зная броду, не суйся в воду» и водевиль Андреева «Старый математик». После спектакля детям были предложены чай и угощение из конфеток, фруктов, печений и прочих лакомств. Вечер закончился играми, продолжавшимися почти до 12 часов вечера».

С 1896 года в газетах отмечается возрастающая в Оренбурге популярность всевозможных елок: «Так, например, в губернаторской больнице доктор М.М. Кенигсберг устраивал елку для деток, больных дифтеритом, конечно выздоравливающих.

В 1-ом кадетском корпусе весьма удачным оказался, кроме того, вечер кадетов старшего возраста, данный 3 января, по разнообразной программе. Оркестром кадетов дан был настоящий концерт, с удовольствием прослушанный посетителями. Кроме того кадеты прекрасно исполняли характерные танцы, например лезгинку или малороссийский гопак.

Елка была во всех приютах и даже в воскресной женской школе, конечно, с подарками. Это национально немецкое праздничное развлечение видимо привилось у нас, по крайней мере, в области детских забав. На площадях городских никогда еще мы не видели столько молодого хвойника, как в эту зиму: сосенки и даже настоящие ели и елочки (не распроданные) красуются до сей поры, а еще не так давно весьма трудно было достать даже за 3 рубля одну ветку сосновую, а не то что красивое деревце, которое теперь можно купить с выбора за 30-40 коп».

Действительно, с годами елки вошли в обычай и устраивались везде, где только это предоставлялось возможным: в кадетских корпусах, в женском институте, собрании и даже в казармах для батальонных солдат

Подобно тому, как сегодня перед новогодними праздниками беспощадно вырубают елки, так и в XIX веке «два раза в году – накануне Троицына дня и Рождества Христова, – начиналась беспощадная резня елок и берез в лесах и кустарниках». О проблеме вырубки леса сообщают газеты
1900 года. В «Оренбургском листке» не только обозначена пагубная ситуация, но и предложены возможные варианты для предотвращения истребления леса: «Нечего говорить о том, что резня эта производится без всякого порядка нашими пригородными крестьянами, вовсе не воспитавшими в себе духа бережливости к лесу и природным богатствам. Этой возмутительной трате леса пора давно положить предел. Уже будет довольно много сделано в этом отношении, если подлежащим надзором будут указываться лесные площади и места, подлежащие невозбранной вырубке.

Можно идти дальше в этом направлении и заметить, что как бы обязательное требование иметь для каждой семьи елку вовсе не служит таким аргументом, который почти невозможно преступить. Правда устройство рождественской елки для детей является отголоском далекой старины; оно доставляет детям большую радость и традиция эта представляет как-бы священной не только у нас, в России, но и за границей. Елку может устраивать не одна семья самолично, а три четыре семьи, где есть дети, на общие средства. Такая богатая, сравнительно, елка принесет детям больше удовольствия и оживления чем какая-нибудь тощая, скучно убранная елка, с трудом устроенная детям малосостоятельной семьи.

Детские приюты, народные школы, различные детские убежища устраивают бесплатные елки для детей. Следовательно, неимущий класс населения легко может обойтись и вовсе без собственной домашней елки, если только число этих устраиваемых обществом рождественских елок будет достаточно. Ребенок, которому будет дана возможность увидеть такую ослепительную грандиозную елку, в волшебной для него обстановке, конечно, забудет про отсутствие своей собственной нищенской елки в своей нищенской обстановке».

В документах, хранящихся в фондах Государственного архива Оренбургской области, а также в периодических изданиях XIX века сохранились сведения об организации елок для детей «Обществом взаимного вспомоществования приказчиков». Как свидетельствуют документы, «народу на елку собралось бесчисленное множество. Масса трудовой детворы весело и радостно играла вокруг высокой разубранной елки, а взрослая публика, та которую принято называть «ситцевой», чувствовала себя тоже по-домашнему. Танцы шли необыкновенно оживленно. Все проходы помещений общественного собрания были заняты карточными столами и играющими за ними. Танцы продолжались до четырех с лишним часов утра. Публика же оставалась много позднее»

Однако необходимо отметить, что в сравнении с Рождеством, празднование Нового Года в XIX веке было весьма скромным. Главное торжество приходилось на православный праздник.

Петр I, чтобы идти в ногу с Западом, специальным указом перенес Новый год на 1 января. При этом он сохранил Юлианский календарь. Рождество приходилось на 25 декабря, а Новый год праздновался уже после него. И тогда застолья не происходили во время рождественского поста, как сейчас.

В ночь на 1 января 1700 г. был шумно отпразднован первый зимний Новый год, с парадом и фейерверками на Красной площади. С 1704 г. празднования перенесли в Петербург. Устраивали массовые гуляния и маскарады, которые проходили на площади возле Петропавловской крепости с участием самого Петра. Новогоднее застолье продолжалось в течение трех дней.

Петр I следил за тем, чтобы все придерживались новой традиции и соблюдали все соответствующие правила и обряды: украшали дом еловыми и сосновыми ветками, наряжали их – не игрушками, как сейчас, а орехами, фруктами, овощами и яйцами, что символизировало плодородие, благополучие и достаток.

Елизавета I продолжила эту традицию. Она устраивала новогодние маскарады, на которые сама часто являлась в мужском костюме. В 1751 г. в маскараде приняло участие больше 15000 человек, бал продолжался с восьми вечера до семи утра, после чего было застолье.

При Екатерине II появилась традиция готовить для новогоднего стола необычные блюда. Так, например, в качестве сюрприза к новогодней трапезе повар-француз приготовил поросенка, фаршированного фазаном, куропаткой, жаворонком и оливками, при этом все ингредиенты поочередно складывались друг в друга, как в матрешку. Жаркое получило название «Императрица» и стало очень популярным у петербургской знати. При Екатерине II появилась традиция дарить на Новый год подарки.

Павел I и Александр I ратовали за воздержание в еде, при них в аристократической среде стало модным готовить на новогодний стол простые блюда – соленые огурцы и грибы, салат из редьки, правда, поросята тоже не выходили из моды.

Шампанское стало популярным новогодним напитком только в начале XIX в. – по легенде, после победы над Наполеоном, когда русские войска опустошили винные погреба «Мадам Клико». Хозяйка не препятствовала этому, предвидя то, что «Россия покроет убытки». И правда, уже через 3 года ей поступало больше заказов из России, чем из Франции.

Первая в Петербурге публичная новогодняя елка появилась при Николае I. Если до этого дом украшали, как правило, ветками, не только хвойными, но и березовыми, и вишневыми, то в середине XIX в. появилась традиция наряжать елки. В это же время в праздничном меню лидировали семга, икра и сыры. При Александре III и Николае II на новогоднем столе с поросенком и уткой с яблоками соперничали индейки и рябчики.

В 1918 г. по ленинскому указу Россия перешла на Григорианский календарь, но церковь этого перехода не приняла. С тех пор Рождество празднуют 7 января (25 декабря по старому стилю), а Новый год приходится на самую строгую неделю поста. Именно тогда возникла традиция отмечать Старый Новый год по старому Юлианскому календарю. В 1919 г. большевики отменили и Рождество, и Новый год – это были рабочие дни, а елка была объявлена «поповским обычаем».